Том 27. Статьи, речи, приветствия 1933-1936 - Страница 86

Я предложил поэту прочитать его стихи. Несколько секунд он молчал, и это побудило меня сказать, что «есть случаи, когда не следует стесняться своим талантом».

— Это из письма Потемкина — Раевскому, — заметил десятилетний человек.

— Поэта — Потемкина? — спросил я.

— Нет, фаворита Екатерины Второй. А разве есть поэт Потемкин?

— Был.

— Я прочитаю небольшую поэму о Гитлере и Геббельсе, — сказал поэт.

А я подумал, что сейчас произойдёт что-то, наверное, смешное, и обнаружится банкротство «необыкновенного». Но — не обнаружилось. Необыкновенное возросло, не заключая в себе ни единой ноты смешного. Читал мальчик плохо, с теми досадными завываниями, которые взрослые поэты пытаются выдать за пафос. Но его стихи, написанные в духе стихов Маяковского, показались мне технически грамотными. Возможно, что я в этом ошибаюсь, ибо я был совершенно поражён изумительной силой эмоции мальчика, его глубокой и острой ненавистью к извергам. Стихи могли быть уродливы, но прекрасна и радостно неожиданна, социально нова была ненависть ребёнка к злодеям и злодеяниям. Этот физически здоровый мальчик читал с такой густой силой, что я минуты две не решался взглянуть в его лицо, — не хотелось увидеть его искажённым. Но лицо только разгорелось густым румянцем, и ярко сверкали тёмные глаза — уже не глаза мальчика девяти лет, а взрослого человека, который наполнял каждое слово своё горящей и кипящей смолой той именно человеческой ненависти, которая может быть вызвана только глубочайшей любовью к людям труда, к людям, погибающим под властью мерзавцев и убийц, к тем, кто пытался затравить Димитрова и хочет убить Тельмана, как убили множество борцов за свободу пролетариата.

Трудно, невозможно рассказать о силе революционного чувства маленького певца, спевшего нам, — мне, Бабелю и другим, кто слушал, — его славу ненависти, воинствующей за любовь. Было даже как будто жутко сознавать, что эту песнь поёт ребёнок, а не взрослый, а затем, когда он кончил, было грустно, что взрослые поэты не обладают силою слова в той изумительной степени, какую воспитал в себе этот маленький, ещё не страдавший за время своей маленькой жизни, но так глубоко ненавидящий страдание и тех, кто заставляет всё более страдать мир трудящихся, скованных цепями капитализма извне, отравленных ядом всемирного мещанства изнутри.

Прочитав стихи, просидев минуты две в тишине общего изумления, поэт пошёл играть в мяч с детьми. Играл он с криками, хохотом, тою силой увлечения игрой, какая свойственна здоровому, нервно нормальному ребёнку десяти лет. Вообще он нимало не похож на «вундеркинда», каких мне приходилось видеть и которые, даже прожив полсотни лет, всё ещё называются «Митями, Мишами, Яшами».

Очень сожалею, что не записал хоть несколько строчек его поэмы.

Прощаясь, я сказал ему, что не буду хвалить его и не дам ему никаких советов, кроме одного: учитесь, не особенно утомляя себя, не забывая, что вы ещё ребёнок.

Он поблагодарил и, улыбнувшись умненькой улыбкой, проговорил:

— А меня какие-то профессора всё убеждают не зазнаваться. Но я — не дурачок. Я очень хочу и люблю учиться. Всё знать и хорошо работать — такое счастье!

II. Мальчики и девочки

Конечно, мальчик, поэт-публицист, — фигура исключительная. Возможно, что многим напоминает он Моцарта, который начал писать музыку, когда ему было шесть лет. Вполне возможно, что в девятнадцать или двадцать девять лет этот мальчик покажет себя социальной силой огромного значения. Это зависит не столько от него, как от разумного, бережного отношения взрослых к процессу его развития. В данный момент этот мальчик является одним из признаков яркого цветения массы наших детей.

Критически настроенные коллекционеры отрицательных явлений жизни ищут — и находят — отрицательные явления и в среде наших детей. Известно, что «в семье не без урода», это подтверждается фактом бытия детей-хулиганов, а также и фактом бытия тех отметчиков-регистраторов, табельщиков пошлости и подлости, которые отмечают старинные пошлости и подлости с наслаждением, как нечто неодолимое даже и в бесклассовом обществе. Критика — это второе имечко политики. Мещанам очень приятно заметить сучок в глазу Советской власти. К тому же сказать: «Не так», гораздо более легко, чем указать: «Вот как надо».

Эмигранты, продолжая считать отцов полуграмотными варварами, любят указывать и на малограмотность наших детей. Но в их же газетах можно найти такие заметки, как, например:

...

«Английские газеты приводят некоторые перлы из письменных работ школьников в этом году:

— Цезарь был убит Помпеем.

— Рыбья чешуя была военной формой англичан.

— Кромвель был убит во время мартовских ид.

— Колумб открыл Америку в 1892 г.

— Рузвельт — первый министр Советской России.

Наши ребятишки — в массе — тоже, наверное, не знают, кто кого убил в древности, но им отлично известно, как уничтожают друг друга двуногие свиньи и пауки современной Европы. Зная боевую, революционную современность, они вполне сознательно относятся к будущему.

На конференции татар-литераторов в Казани четырнадцатилетний пионер говорил писателям, что они плохо переводят с русского на татарский, что пионерам приходится сверять переводы с русским текстом и что не следует выдумывать новых слов для замены таких, как «дозор», «караул», «разведка» и т. д. «Мы, пионеры, — будущие красноармейцы, — сказал он, — поэтому изменять русские военно-технические и командные слова не следует».