Пролетариат Союза Советов горд и счастлив тем, что у него такие вожди, как Сталин и многие другие верные последователи Ильича.
К числу подвигов «чести и славы», подвигов «доблести и геройства», уже обычных в нашей стране, присоединено создание Беломорско-Балтийского водного пути.
Это одна из наиболее блестящих побед коллективно организованной энергии людей над стихиями суровой природы Севера. В то же время это — отлично удавшийся опыт массового превращения бывших врагов пролетариата-диктатора и советской общественности в квалифицированных сотрудников рабочего класса и даже в энтузиастов государственно необходимого труда. Быстрая победа над враждебной людям природой, совершённая дружным натиском тысяч разнородных, разноплеменных единиц, — изумительна, но ещё более изумительна победа, которую одержали над собой люди, анархизированные недавней звериной властью самодержавного мещанства.
Принятая Государственным Политуправлением исправительно-трудовая политика, сведённая в систему воспитания проповедью единой, для всех спасительной правды социализма и воспитания общественно полезным трудом, — ещё раз блестяще оправдала себя. Она была оправдана и раньше в многочисленных трудовых колониях и коммунах ГПУ, но эту систему «перековки» людей впервые применили так смело, в таком широком объёме.
Пролетариат-диктатор ещё раз получил неоспоримое право заявить: «Я борюсь не для того, чтоб убить, как это делает буржуазия, а для того, чтоб воскресить трудовое человечество к новой жизни, я убиваю только тогда, когда уже нет возможности вытравить из человека его древнюю привычку питаться плотью и кровью людей».
О процессе оздоровления социально больных и «опасных» людей рассказывают сами они в этой книге. Но о многом, что пережито ими, они ещё не в силах рассказать по очень простой, чисто технической причине: им не хватает запаса слов, достаточного для оформления разнообразных и сложных процессов «перековки» их чувств, мыслей, привычек.
Они все единодушно говорят, что основным и первоначальным толчком к их перерождению служило простое, человеческое отношение к ним со стороны организаторов работы, представителей ГПУ, гвардии пролетариата, людей железной дисциплины и той поразительной душевной сложности, которая даётся лишь в результате тяжёлого и широкого житейского опыта, в результате длительного общения с «социально опасными», с бессознательными и сознательными врагами пролетариата.
Что ещё, кроме человеческого отношения к себе, могли видеть «каналоармейцы», и о чём ещё они не умеют рассказать?
Им показано было, что вот они, маленькие люди, обитатели «шалманов», где их грабят, будучи коллективно организованы на бой против каменного упорства природы, могут быстро побеждать её сопротивление целям пролетариата, изменяющего мир. Романтизм, всегда свойственный пасынкам и отщепенцам общества, — кто бы они ни были по ремеслу и по «сословию», — это болезнь, вызванная обидами и оскорблениями. По той или иной причине общество «благоразумных» мещан оттолкнуло одну из единиц своих и этим поставило человека лицом к лицу с его «я». Нужно обладать хорошим запасом самоуважения для того, чтоб не унизиться до мелкой мести полуидиотам, и нужно уметь думать для того, чтоб найти общую и единую причину всех обид, оскорблений и несправедливостей, которыми так позорно богата мещанская жизнь. Но мещанство не может воспитать в человеке самоуважения, ибо хотя все мещане — «хозяева», но в классовом обществе каждый человек неизбежно чей-нибудь лакей. Мещанство не учит думать, а учит верить в то, чему непрерывно противоречит всей своей житейской практикой. Если человек, которого оттолкнули к его «я» и этим актом втиснули в «самого себя», обладает более или менее сильным характером, он весьма легко начинает чувствовать себя не только исключённым, а исключительным человеком, героем. Вот — «я», а вот — мир, в котором для меня нет места, значит мир — враг мой. На этот простенький мотив написана вся крикливая и наивная музыка философов анархизма.
Это, конечно, романтизм высокого порядка, «первого сорта». В большинстве случаев дело объясняется проще: некоторые полагают, что выгоднее быть ворами, чем лакеями. Иные становятся «врагами общества» потому, что мещанская жизнь — скучна, нищенски сера, потому, что противоречие между безумием богатых и кретинизмом нищеты слишком очевидно и оскорбительно. У многих естественный романтизм юности перерождается в злой и анархический романтизм отчаяния и озверения — в бандитизм. Если моя «жизнь — копейка», почему ваша стоит дороже — две копейки?
Слишком часто богатый ничтожнее бедного, и всегда, несмотря на его идиотскую суету погони за наживой, ясно видишь, что он — дармоед. Вообще же причины фабрикации «социально опасных» буржуазным обществом настолько многообразны и — часто — настолько мелки, что не поддаются учёту и объяснению. Романтизм «правонарушителей» наблюдается не только в формах их общения друг с другом, но чрезвычайно наглядно отражён в их песнях.
Включённый в атмосферу целесообразной, великой работы для всех и для него, анархист-правонарушитель не сразу, конечно, замечает, как его озлобление против людей обращается на борьбу с камнем, болотом, рекой. Но всё же он довольно быстро начинает чувствовать себя полезным, а почувствовать себя полезным сегодня — это значит признать себя более значительным, чем ты был вчера. Человек воспитан историей как существо трудодейственное, и, будучи поставлен в условия свободного развития его разнообразных способностей, он начинает бессознательно подчиняться основному своему назначению: изменять формы и условия жизни сообразно росту его всё более высоких требований, возбуждаемых успехами его же труда. Что ещё видели «социально опасные» на строительстве Беломорско-Балтийского водного пути?